Пиранья против воров - Страница 80

К оглавлению

80

О кое-каких д е т а л ю ш к а х – то есть о кассете, уютно пригревшейся во внутреннем кармане его пиджака – следовало все же промолчать. Трудно предсказать, как поведет себя Гвоздь, когда на него свалится еще и э т о. Благо Ларочка ни за что не станет упоминать о существовании кассеты – на ней и так много чего повисло...

– Я действительно в чем-то старомодный человек, Ларочка, – сказал Мазур устало. – Но это еще не значит, что я готов с ходу верить всякой ерунде, которую мне преподносит очаровательная женщина. До т а к о г о идиотства моя старомодность не простирается. Повидал кое-что. И предавали меня женщины, и убить пытались...

Она сидела с мертвым, бледным лицом. Как бы она ни была умна и коварна, сказать ей сейчас было попросту нечего... Не тот расклад.

Гвоздь медленно встал, навис над ней, и она шарахнулась, ожидая удара. Однако оскорбленный в лучших чувствах муженек всего лишь поднял ей подбородок двумя пальцами и проговорил медленно, раздельно, тусклым голосом:

– Я так полагаю, мы в разводе, сучка? Не дергайся, я об тебя руки пачкать не буду... и никто не будет. Я тебе просто предскажу будущее, не хуже любой цыганки. Ты, мандовошка, нынче же вечером будешь стоять на «бляжьем проспекте» – под присмотром персонального сутенерчика, в самой что ни на есть мини-юбочке, с килограммом косметики на морде. И пахать ты там будешь, пока рак на горе не начнет марш Мендельсона высвистывать...

Мазуру нисколечко не было ее жалко – потому что по е е раскладу ему предстояло лежать в морге с бирочкой на ноге, а это, согласитесь, несколько меняет дело и избавляет как от лишней сентиментальности, так и от сочувствия...

– Значит, и Котовского... – проговорил Гвоздь, отвернувшись от супруги.

– Знаешь, Фомич... – сказал Мазур устало. – Это все – совершенно мне не интересные мелкие детали, ненужные подробности... С этим ты и сам справишься, без особого труда. А я, уж прости, вынужден откланяться. Я сделал все, чего ты от меня хотел, правильно? Вот видишь... У тебя есть дохлый злодей – и живой свидетель, который охотно прольет свет на темные стороны дела... По-моему, никаких претензий ко мне быть не может. Я свою работу сделал. И потому ухожу.

Он двигался к двери, зорко наблюдая краешком глаза за Гвоздем – но тот и не вздумал хвататься за оружие. Лишь когда Мазур повернул головку замка, Гвоздь прямо-таки вскрикнул с неподдельным удивлением:

– А почему...

– Почему я нисколько не озабочен судьбой нашей пленницы? – понятливо подхватил Мазур. – Почему я не требую вернуть мне девушку? Извини, Фомич, я не гений, но ты меня недооценил, головореза старого... Недооценил. Прощай, чего там...

Он тщательно прикрыл за собой дверь, решительными шагами пересек прохладный зал – судя по спокойному лицу продавщицы, выстрелов она не слышала, звукоизоляция отличная – вышел на улицу и сел в машину с примечательным номером. Тяжело отдуваясь, провел ладонями по лицу.

Не было времени на отдых. Не было времени расслабляться. Ему еще предстояло поставить п о с л е д н ю ю точку – пока Гвоздь не опомнился и не сложил дважды два, получив тем самым четыре...

Глава шестая
Адмирал, адмирал, улыбнитесь...

Это было небольшое и красивое, белое двухэтажное зданьице, разместившееся в некотором отдалении от крайних домов, прямо на низком берегу Шантары – респектабельный отельчик для особо важных персон (или обладателей особо толстых портмоне), не особенно и широко известный людям несерьезным и суетливым. Самое подходящее место, где мог бросить якорь сухопутный морячок по имени...

Мазур назвал это имя очаровашке за стойкой, и она, даже не оглянувшись на доску темного дерева, кивнула:

– Он у себя, седьмой номер...

В свою очередь вежливо ей поклонившись, Мазур степенно направился на второй этаж. Толстый ковер глушил шаги, вокруг, куда ни глянь – солидное темное дерево и начищенная медь, ни малейших признаков жизни...

Он постучал. Темная дверь с бронзовой семеркой распахнулась почти сразу же – ну конечно, кого тут е м у опасаться? В особенности, если он считал себя хитрее всех...

Отработанным движением Мазур сделал левой ладонью резкий жест, на пару минут лишивший хозяина номера возможности издавать громкие звуки, правой столь же уверенно заехал в солнечное сплетение. Пинком оттолкнул полусогнутого Нечаева в глубь номера, подхватил свой «дипломат», вошел, тщательно прикрыл за собой дверь, запер ее на вычурный ключ, а ключ надежно упрятал в карман. Сел в кресло, закурил и с холодным исследовательским интересом смотрел, как корчится его высокопревосходительство, господин вице-адмирал, сволочь такая.

– Ну, не скули, не скули, – дружелюбно посоветовал Мазур. – Тебе уже и не больно почти... Споем? Адмирал, адмирал, улыбнитесь, ведь улыбка – это флаг корабля...

Нечаев с кряхтением распрямлялся. На его упитанной, воистину адмиральской, авторитетной и авантажной физиономии читалось одно лишь безграничное удивление.

– Кирилл...

– Ну не призрак же? – покривил губы Мазур. – Призраки так умело и больно под дых не лупят... Слушай, ты бы хоть удивился для порядка, спросил бы, какими судьбами, с чего бы вдруг, где Света... А?

Нечаев кинул на него недобрый взгляд исподлобья, но тут же попытался взять себя в руки, натянуто улыбнулся:

– Ну, значит, ты что-то такое п р о с е к...

– А ты молоток, – кивнул Мазур. – Ты, конечно, сволочь последняя, но ты все же – молоток. Безграничное изумление не лепишь, не возмущаешься даже особо... Сядь, в ногах правды нет...

Нечаев послушно уселся напротив. Взгляд его немножко блуждал, конечно, но все же он никак не производил впечатления раскаявшегося грешника. И особой удрученностью своим поведением от него не пахло.

80